Ох — сказка, текст читать. Украинские народные сказки

– Дитячі книги з малюнками українською мовою
Ілюстрації – О.Колесніков

Колись-то давно, не за нашої пам"яті, – мабуть, що й батьків і дідів наших не було на світі, – жив собі убогий чоловік з жінкою, а в них був одним один син, та й той не такий, як треба: таке ледащо той одинчик удався, що лишенько! Нічого не робить – і за холодну воду не візьметься, а все тільки на печі сидить та просцем пересипається. Уже йому, може, годів з двадцять, а він усе на печі сидить, як подадуть їсти, то й їсть, а не дадуть, то й так обходиться.

Батько й мати журяться:

– Що нам з тобою, сину, робить, що ти ні до чого не дотепний? Чужі діти своїм батькам у поміч стають, а ти тільки дурно хліб переводиш!

Так йому не до того: сидить та просцем пересипається.

Журились-журились батько з матір"ю, а далі мати й каже:

– Що ти таки, старий, думаєш з ним, що вже він до зросту дійшов, а така недотепа – нічого робить не вміє? Ти б його куди оддав, то оддав, куди найняв, то найняв, може б, його чужі люди чому навчили.

Порадились, батько й оддав його у кравці вчитись. От він там побув днів зо три та й утік, зліз на піч – знов просцем пересипається. Батько його вибив добре, оддав до шевця шевству вчитись. Так він і звідтіля втік. Батько знов його вибив і оддав ковальству вчитись. Так і там не побув довго – втік.

– Що його робить? Поведу, – каже, – вражого сина, ледащо, в інше царство: де найму, то найму, – може, він відтіля не втече.

Взяв його й повів. Йдуть та йдуть, чи довго, чи не довго, аж увійшли у такий темний ліс, що тільки небо та земля. Увіходять у ліс, притомилися; а там над стежкою стоїть обгорілий пеньок; батько й каже:

– Притомився я – сяду, одпочину трохи.

От сідає на пеньок та:

– Ох! Як же я втомився!

Тільки це сказав – аж з того пенька – де не взявся – вилазить такий маленький дідок, сам зморщений, а борода зелена аж по коліна.

– Що тобі, – питає, – чоловіче, треба од мене?

Як Чоловік здивувався: «Де воно таке диво взялося?» Та й каже йому:

– Хіба я тебе кликав? Одчепись!

– Як же не кликав, коли кликав!

– Хто ж ти такий? – пита чоловік.

– Я, – каже дідок, – лісовий цар Ох. Чого ти мене кликав?

– Та цур тобі, я тебе і не думав кликать!

– Ні, кликав: ти сказав: «Ох!»

– Та то я втомився та й сказав.

– Куди ж ти йдеш? – пита Ох.

– Світ за очі! – каже чоловік. – Веду оцю дитину наймать, – може, його чужі люди навчать розуму, бо у себе дома – що найму, то й утече.

– Найми, – каже Ох, – у мене: я його вивчу. Тільки з такою умовою: як вибуде рік та прийдеш за ним, то як пізнаєш його – бери, а не впізнаєш, – ще рік служитиме в мене!

– Добре, – каже чоловік.

Погодилися, – чоловік і пішов собі додому, а сина повів Ох до себе.

От як повів його Ох, та повів аж на той світ, під землю, та й привів до зеленої хатки, очеретом обтиканої. А в хатці усе зелене: і стіни зелені, і лавки зелені, і Охова жінка зелена, і діти, сказано – все, все. А за наймичок у Оха мавки – такі зелені, як рута!

– Ну, сідай же, – каже Ох, – наймитку, та попоїси трохи!

Мавки подають йому страву – і страва зелена.

Він поїв.

– Ну, – каже Ох, – піди ж, наймитку, дровець урубай та наноси.

Наймит пішов. Чи рубав, чи не рубав, ліг на дрівця й заснув. Приходить Ох – аж він спить. Він звелів наносить дров, поклав на дрова зв"язаного наймита, підпалив дрова. Згорів наймит! Ох тоді взяв попілець, за вітром розвіяв, а одна вуглинка і випала з того попелу. Ох тоді її сприснув живущою водою, – наймит знов став живий, моторніший трохи.

Ох знову звелів наймитові дрова рубати; той знову заснув. Ох підпалив дрова, наймита спалив, попілець за вітром розвіяв, вуглину сприснув живущою водою – наймит знов ожив і став такий гарний, що нема кращого! От Ох спалив його втретє, та знову сприснув вуглину живущою водою – із того ледачого парубка та став такий моторний та гарний козак, що ні здумать, ні згадать, хіба в казці сказать.

От вибув той парубок рік. Як вийшов рік, батько йде по сина. Прийшов у той ліс, до того пенька обгорілого, сів та й каже:

От виходить і другий рік; чоловік знову йде до Оха. Прийшов до пенька:

– Ох! – каже.

Ох до нього виліз.

– Іди, – каже, – пізнавай.

Увів його в кошару – аж там самі барани, один в один. Чоловік пізнавав-пізнавав – не пізнав.

– Іди собі, коли так, додому: твій син ще рік служитиме у мене.

Чоловік і пішов, журячись.

Виходить і третій рік: чоловік іде до Оха. Іде та йде – аж йому назустріч дід, увесь, як молоко, білий, і одежа на йому біла.

– Здоров, чоловіче!

– Доброго здоров"я, діду!

– Куди тебе доля несе?

– Йду, – каже, – до Оха виручать сина.

– Як саме?

– Так і так, – каже чоловік. І розказав тому білому дідові, як він Охові оддав у найми свого сина і з якою умовою.

– Е! – каже дід. – Погано, чоловіче, довго він тебе водитиме.

– Та я вже, – каже чоловік, – і сам бачу, що погано, та не знаю, що його й робить тепер у світі. Чи ви, дідусю, не знаєте, як мені сина вгадать?

– Знаю! – каже дід.

– Скажіть же й мені, дідусю-голубчику! Бо все-таки, який він не був, – а мій син, своя кров.

– Слухай же, – каже дід, – як прийдеш до Оха, він тобі випустить голубів, то ти не бери ніякого голуба, тільки бери того, що не їстиме, а сам собі під грушею сидітиме та обскубуватиметься: то твій син!

Подякував чоловік і пішов. Приходить до пенька:

– Ох! – каже.

Ох виліз до його і повів його у своє лісове царство. От висипав Ох мірку пшениці, наскликав голубів. Назліталось їх сила, і все один в один.

– Пізнавай, – каже Ох, – де твій син! Пізнаєш – твій, не пізнаєш – мій.

От всі голуби їдять пшеницю, а один сидить під грушею сам собі, надувся та обскубується. Чоловік і каже:

– Ось мій син!

– Ну, вгадав! Коли так – бери.

Взяв перекинув того голуба, – і став з його такий гарний парубок, що кращого й на світі немає.

Батько зрадів, обнімає його, цілує. Раді обидва!

– Ходім же, сину, додому.

От і пішли.

Йдуть дорогою та й розмовляють. Батько розпитує, як там у Оха було; син розказує; то знову батько розказує, як він бідує, а син слухає. Батько й каже:

– Що ж ми тепер, сину, робитимем? Я бідний і ти бідний. Служив ти три роки, та нічого не заробив!

– Не журіться, тату, все гаразд буде. Глядіть, – каже, – тут полюватимуть за лисицями паничі, то я перекинусь хортом та піймаю лисицю. Паничі мене купуватимуть у вас; то ви мене продайте за триста карбованців, – тільки продавайте без ретязя: от у нас і гроші підуть, розживемось!

Йдуть та йдуть, – аж так на узліссі собаки ганяють лисицю; так ганяють, так ганяють: лисиця не втече, хорт не дожене. Син зараз перекинувся хортом, догнав ту лисицю. Паничі вискочили з лісу.

– Це твій хорт?

– Добрий хорт! Продай його нам.

– Купіть.

– Що тобі за нього?

– Триста карбованців, без ретязя.

– Нащо нам твій ретязь, ми йому позолочений зробимо! На сто!

– Ну, бери гроші, – давай хорта.

Одлічили гроші, взяли хорта, – давай полювать. Випустили того хорта знову на лисицю. Він як погнав лисицю, то погнав аж у ліс, там перекинувсь парубком і знову прийшов до батька.

Йдуть та йдуть, батько й каже:

– Що нам, сину, цих грошей, – тільки що хазяйством завестись, хату полагодить.

– Не журіться, тату, буде ще. Тут, – каже, – тату, паничі їхатимуть по перепелиці з соколом. То я перекинусь соколом, а вони мене купуватимуть, то продайте знов за триста карбованців, без шапочки.

От ідуть полем, – паничі випустили сокола на перепела; так сокіл женеться, а перепел тікає: сокіл не дожене, перепел не втече. Син перекинувсь соколом, – так і насів на перепела. Паничі побачили:

– Це твій сокіл?

– Продай його нам!

– Купіть.

– Що тобі за нього?

– Як дасте триста карбованців, то беріть собі сокола, тільки без шапочки.

– Ми йому парчеву зробимо!

Поторгувались, продав за триста карбованців. От паничі пустили того сокола за перепелицею, а він як полетів та й полетів у ліс, там перекинувся парубком і знову прийшов до батька.

– Ну, тепер ми розжились трохи, – каже батько.

– Постійте, тату, ще буде. Як будемо іти через ярмарок, то я перекинусь конем, а ви мене продавайте. Дадуть вам за мене тисячу карбованців; тільки продавайте без недоуздка.

От доходять до містечка там, чи що, – аж ярмарок. Син перекинувся конем – такий кінь, як змій, і приступить страшно! Батько веде того коня за недоуздок, а він гарцює, копитами землю вибиває. Тут насходилось купців – торгують:

– Тисячу, – без недоуздка, то й беріть!

– Та навіщо нам цей недоуздок, ми йому срібну позолочену уздечку зробимо!

Дають п"ятсот.

А це підходить циган, сліпий на одне око:

– Що тобі, чоловіче, за коня?

– Тисячу, без недоуздка.

– Ге! Дорого, батю: візьми п"ятсот з недоуздком!

– Ні, не рука, – каже батько.

– Ну, шістсот... бери!

Як узяв той циган торгуватися, як узяв, – так чоловік і шага не спускає.

– Ну, бери, батю, тільки з недоуздком.

– Е ні, цигане: недоуздок мій!

– Чоловіче добрий, де ти бачив, щоб коня продавали без уздечки? І передать ніяк...

– Як хочеш, а недоуздок мій! – каже чоловік.

– Ну, батю, я тобі ще п"ять карбованців накину, – тільки з недоуздком.

Чоловік подумав: недоуздок яких там три гривні вартий, а циган дає п"ять карбованців! Взяв і оддав. Пішов чоловік, взявши гроші, а циган на коня та й поїхав. А то не циган – то Ох перекинувся циганом.

Той кінь несе та й несе Оха – вище дерева, нижче хмари. От спустились у ліс, приїхали до Оха; він того коня поставив на стайні, а сам пішов у хату.

– Не втік-таки від моїх рук, собачий син! – каже жінці.

От у обідню годину бере Ох того коня за повід, веде до водопою, до річки. Тільки що привів до річки, а той кінь нахилився пить та й перекинувся окунем та й поплив. Ох, не довго думавши, перекинувсь і собі щукою та давай ганятися за тим окунем. Так оце – що нажене, то окунь одстовбурчить пірця та хвостом повернеться, а щука й не візьме. От вона дожене та:

– Окунець, окунець, повернись до мене головою, побалакаєм з тобою!

– Коли ти, кумонько, хочеш балакати, каже окунець щуці, – то я й так чую!

Знову – що нажене щука окуня та:

– Окунець, окунець, повернись до мене головою, побалакаємо з тобою!

А окунець одстовбурчить пірця та й каже:

– Коли ти, кумонько, хочеш, – то я й так чую!

Довго ганялась щука за окунем – та ні, не дожене!

А це підпливає той окунь до берега – аж там царівна шмаття пере. Окунь перекинувся гранатовим перснем у золотій оправі, царівна побачила та й підняла той перстень з води.

Приносить додому, хвалиться:

– Який я, таточку, гарний перстень знайшла!

Батько любується, а царівна не знає, на який його й палець надіти: такий гарний!

Коли це через який там час доповіли цареві, що прийшов якийсь купець. (А то Ох купцем перекинувся.) Цар вийшов:

– Що тобі треба?

– Так і так: їхав я, – каже Ох, – кораблем по морю. Віз у свою землю своєму цареві перстень гранатовий та й упустив той перстень у воду... Чи ніхто з ваших не знайшов?

– Так, – каже цар, – моя дочка знайшла.

Покликали її. Ох як узявсь її просить, щоб оддала, бо йому, каже, і на світі не жить, як не привезе того персня! Так вона не оддає, та й годі!

Тут уже цар уступився:

– Оддай, – каже, – дочко, а то через нас буде нещастя чоловікові, – оддай!

А Ох так просить:

– Що хочете, те й беріть у мене, – тільки оддайте мені перстень!

– Ну, коли так, – каже царівна, – то щоб ні тобі, ні мені! – та й кинула той перстень на землю.

Той перстень і розсипався пшоном – так і порозкочувалось по всій хаті. А Ох, не довго думавши, перекинувся півнем та давай клювать те пшоно. Клював-клював, все поклював. А одна пшонина закотилася під ноги царівні, – він тієї пшонини і не з"їв. Як поклював, – та в вікно й вилетів геть та й полетів собі...

А з тієї пшонини та перекинувся парубок – і такий гарний, що царівна як побачила, так і закохалася одразу, та так же то щиро просить царя й царицю, щоб її оддали за його:

– Ні за ким, – каже, – я щаслива не буду, а за ним моє щастя!

Цар довго морщився: «Як-то за простого парубка оддати свою дочку?!» А далі порадилися – та взяли їх поблагословили та й одружили, та таке весілля справляли, що увесь мир скликали! І я там був, мед-вино пив; хоч в роті не було, а по бороді текло – тим вона в мене й побіліла!

Давным-давно, в прежние времена, может быть, когда и отцов и дедов наших ещё на свете не было, жил себе бедный человек с женою. Был у них один сынок, да такой лядащий , что никому не приведись! Делать ничего не делает, всё на печи сидит. Даст мать ему на печку поесть - поест, а не даст - так и голодный просидит, а уж пальцем не пошевелит. Отец с матерью горюют:

Что нам с тобой, сынок, делать, горе ты наше! Все-то дети своим отцам помогают, а ты только хлеб переводишь!

Горевали, горевали, старуха и говорит:

Что ты, старый, думаешь? Сынок уж до возрасту дошёл, а делать ничего не умеет. Ты бы его отдал куда в ученье либо на работу - может, чужие люди чему-нибудь и научат.

Отдал отец его в батраки. Он там три дня пробыл да и утёк. Залез на печь и опять посиживает.

Побил его отец и отдал портному в ученье. Так он и оттуда убежал. Его и кузнецу отдавали, и сапожнику - толку мало: опять прибежит, да и на печь! Что делать?

Ну, - говорит старик, - поведу тебя, такого-сякого, в иное царство, оттуда уж не убежишь!

Идут они себе, долго ли, коротко ли, зашли в тёмный, дремучий лес. Притомились, видят - обгорелый пенёк. Старик присел на пенёк и говорит:

Ох, как я притомился!

Только сказал, вдруг, откуда ни возьмись, маленький старичок, сам весь сморщенный, а борода зелёная по колено.

Чего тебе, человече, надо от меня?

Старик удивился: откуда такое чудо взялось? И говорит:

Да неужто я тебя кликал?

Как не кликал? Сел на пенёк, да и говоришь: «Ох!»

Да, я притомился и сказал: «Ох!» А ты кто такой?

Я лесной царь Ох. Ты куда идёшь?

Иду сына на работу или в ученье отдавать. Может, добрые люди научат его уму-разуму. А дома, куда ни наймут, убежит и всё на печке сидит.

Давай я его найму и научу разуму. Только уговор сделаем: через год придёшь за сыном, узнаешь его - бери домой, не узнаешь -ещё на год служить мне оставишь.

Хорошо, - говорит старик.

Ударили по рукам. Старик домой пошёл, а сына Оху оставил.

Повёл Ох хлопца к себе, прямо под землю, привёл к зелёной хатке. А в той хатке всё зелёное: и стены зелёные, и лавки зелёные, и Охова жинка зелёная, и дети все зелёные, и работники тоже зелёные. Усадил Ох хлопца и велит работникам его накормить. Дали ему борща зелёного и воды зелёной. Поел он и попил.

Ну, - говорит Ох, - пойди на работу: дров наколи да наноси в хату.

Пошёл хлопчик. Колоть не колол, а лёг на травку да и заснул. Приходит Ох, а он спит. Ох сейчас кликнул работников, велел наносить дров и положил хлопца на поленницу.

Сгорел хлопец! Ох пепел по ветру развеял, а один уголёк и выпал из пепла. Спрыснул его Ох живой водой - встал опять хлопчик как ни в чём не бывало.

Велели ему дрова колоть и носить. Он опять заснул. Ох поджёг дрова, сжёг его снова, пепел по ветру развеял, а один уголёк спрыснул живой водой. Ожил хлопец - да такой стал пригожий, что загляденье! Ох и третий раз его спалил, спрыснул опять уголёк живой водой - так из лядащего хлопчика такой стал статный да пригожий казак, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать!

Пробыл хлопец у Оха год. Идёт отец за сыном. Пришёл в лес, к тому обгорелому пеньку, сел и говорит:

Ох и вылез из-под пенька:

Здорово, дед!

Здоров будь, Ох! Пришёл я за сыном.

Ну, иди. Узнаешь - твой будет. Не узнаешь - ещё год служить мне будет.

Приходят они в зелёную хату. Ох взял мешок проса, высыпал; налетела воробышков целая туча.

Ну, выбирай: какой твой сын будет?

Старик дивится: все воробышки одинаковые, все как один. Не узнал сына.

Так иди домой, - говорит Ох. - Ещё на год оставлю твоего сына.

Прошёл и другой год. Идёт опять старик к Оху. Пришёл, сел на пенёк:

Ох вылез.

Ну, иди выбирай своего сына.

Завёл его в хлев, а там бараны, все как один. Старик глядел, глядел -не мог узнать сына.

Иди себе, - говорит Ох. - Ещё год твой сын проживёт у меня.

Загоревал старик, да уговор таков, ничего не поделаешь. Прошёл и третий год. Пошёл опять старик сына выручать. Идёт себе по лесу, слышит - жужжит около него муха. Отгонит её старик, а она опять жужжит. Села она ему на ухо, и вдруг слышит старик:

Отец, это я, твой сын! Научил меня Ох уму-разуму, теперь я его перехитрю. Велит он тебе опять выбирать меня и выпустит много голубей. Ты никакого голубя не бери, бери только того, что под грушей сидеть будет, а зёрен клевать не будет.

Обрадовался старик, хотел с сыном ещё поговорить, а муха уж улетела.

Приходит старик к обгорелому пеньку:

Вылез Ох и повёл его в своё лесное подземное царство. Привёл к зелёной хатке, высыпал мерку жита и стал кликать голубей. Налетела их такая сила, что господи боже мой! И все как один.

Ну, выбирай своего сына, дед!

Все голуби клюют жито, а один под грушею сидит, нахохлился и не клюет.

Вот мой сын.

Ну, угадал, старик! Забирай своего сына.

Взял Ох того голубя, перекинул через левое плечо - и стал такой пригожий казак, какого ещё и свет не видал. Отец рад, обнимает сынка, целует.И сын радёхонек.

Пойдём же, сынок, домой!

Идут дорогою. Сын всё рассказывает, как у Оха жил. Отец и говорит:

Ну, хорошо, сынок. Служил ты три года у лесного царя, ничего не выслужил: остались мы такими же бедняками. Да это не беда! Хоть живой воротился, и то ладно.

А ты не горюй, отец, всё обойдётся.

Будут торговать у тебя панычи гончую - продавай за триста рублей, только ошейник не отдавай.

Сам погнался за лисицей. Догнал её, поймал. Панычи выскочили из лесу - и к старику:

Твоя, дед, собака?

Добрая гончая! Продай её нам.

А сколько хочешь?

Триста рублей, но только без ошейника.

А на что нам твой ошейник! Мы и получше купим. Бери деньги, собака наша.

Взяли собаку и погнали опять на лисиц. А собака не за лисицей, а прямёхонько в лес. Обернулась там хлопцем - и опять к своему отцу.

Идут опять, отец и говорит:

А что нам, сынок, те триста рублей? Только хозяйством обзавестись да хату подправить, а жить-то опять не на что.

Ладно, отец, не горюй. Сейчас повстречаем охоту на перепелов, я обернусь соколом, ты меня и продай за триста рублей. Только смотри шапочку не продавай!

Идут они полем, наехали на них охотники. Увидали у старика сокола.

А что, дед, продай нам твоего сокола!

А сколько за него хочешь?

Давайте триста рублей. Отдам сокола, только без шапочки.

Э, на что нам твоя шапочка! Мы ему парчовую справим.

Ударили по рукам. Получил старик триста рублей и пошёл дальше.

Охотники пустили того сокола за перепёлками, а он прямёхонько в лес. Ударился об землю, опять стал хлопцем, догнал отца.

Ну, теперь мы разживёмся понемногу! - говорит старик.

Постой, отец, то ли ещё будет! Как поедем мимо ярмарки, я обернусь конём, а ты меня продай. Дадут тебе тысячу рублей. Только уздечку у себя оставь!

Вот приходят они на ярмарку. Сын обернулся конём. Такой конь лихой - и приступить страшно! Старик тянет его за уздечку, а он удила рвёт, копытами землю бьёт. Понаходило тут купцов видимо-невидимо - торгуют у старика коня.

Тысячу рублей без уздечки, - говорит старик, - так отдам!

Да на что нам твоя уздечка! Мы ему и позолоченную купим, - говорят купцы.

Дают пятьсот. Но дед упёрся, не отдаёт. Вдруг подходит к нему кривой цыган:

Сколько тебе, человече, за коня?

Тысячу без уздечки.

Ге! Дорого, батя! Бери пятьсот с уздечкой.

Нет, не рука! - говорит старик.

Ну, шестьсот бери.

Как стал тот цыган торговаться, так старика и на шаг не отпускает:

Ну, бери, батя, тысячу, только с уздечкой.

Нет, уздечка моя!

Добрый человек, где же это видано, чтоб коня продавали без уздечки? А передать-то его из рук в руки как?

Как хочешь, моя уздечка!

Ну, батя, я тебе ещё пять рублей накину, давай коня!

Дед подумал: уздечка каких-нибудь три гривенника стоит, а цыган даёт пять рублей. Взял и отдал.

Ударили они по рукам, пошёл дед домой, а цыган вскочил на коня. А то не цыган, то Ох был. Перехитрил он хлопца! Понёсся конь, что стрела, повыше дерева, пониже тучи. И всё ногами бьёт, норовит сбросить Оха. Да не тут-то было!

Вот приехали они в лес, в подземное царство. Ох в хату вошёл, а коня у крыльца привязал.

Поймал-таки бисова сына! - говорит Ох своей жинке. - К вечеру своди его на водопой.

Повела вечером жинка коня на речку; стал он воду пить, а сам старается глубже в воду забраться. Баба за ним, кричит, ругается, а он всё глубже да глубже. Дёрнул головой - она уздечку и выпустила. Бросился конь в воду да и обернулся окунем. Баба закричала. Ох выбежал да, не долго думая, обернулся щукой - и ну гонять окуня!

Окунь, окунец, добрый молодец, повернись ко мне головой, покалякаем с тобой!

А окунь в ответ:

Коли ты, куманёк, поговорить хочешь, говори: я и так тебя слышу.

Долго гонялась щука за окунем - не может поймать. А уж окунь уставать стал.

Вдруг увидел он на берегу купальню. А в это время в купальню царская дочь купаться шла. Вот окунь выбросился на берег, обернулся гранатовым перстнем в золотой оправе и подкатился к царевне под ноги. Царевна увидала.

Ах, хорош перстенёк! - Взяла его да на палец надела. Прибежала домой и хвалится:

Какой я красивый перстень нашла!

Царь залюбовался.

А Ох увидал, что окунь обернулся перстнем, сейчас же обернулся купцом и пошёл к царю:

Здравствуйте, ваше величество! Я к вам за делом пришёл. Велите вашей дочке отдать мой перстень. Я его своему царю вёз да в воду уронил, а она подняла.

Велел царь позвать царевну.

Отдай, дочка, перстень, вот хозяин нашёлся.

Царевна заплакала, ногами затопала:

Не отдам! Заплати купцу за него, сколько спросит, а перстень мой.

А Ох тоже не отступает:

Мне и на свете не жить, коли не привезу того перстня своему царю!

Царь опять уговаривает:

Отдай, дочка, а то через нас человеку несчастье будет!

Ну, коли так,- говорит царевна,- так пусть ни тебе, ни мне не будет! - Да и бросила перстень на землю.

А перстень и рассыпался жемчугом по всей хате, и одна жемчужина подкатилась царевне под каблучок. Она и наступила на неё! Ох обернулся коршуном и давай жемчужные зёрна клевать. Клевал, клевал - все поклевал, отяжелел, чуть двигается. А одного зёрнышка под каблучком у царевны не заметил. И та жемчужинка покатилась, покатилась, обернулась ястребом и бросилась на коршуна.

Коршун и лететь не может. Ударил ястреб клювом несколько раз коршуна по голове - у того и дух вон. Так и не стало больше Оха. А ястреб ударился об землю и обернулся пригожим хлопцем. Таким пригожим, что увидела его царевна и сразу влюбилась. Говорит царю:

Как хочешь, только за этого хлопца замуж пойду, а больше ни за кого.

Царю-то неохота за простого казака дочку отдавать, да что с ней сделаешь! Подумал, подумал да и велел гостей созывать. Такую весёлую свадьбу справили, что весь год о ней вспоминали.

Лядащий - хилый, тощий.

Жили были Ах и Ох. Ах любил повеселиться, но и трудиться тоже любил. Не было дня, чтобы Ах ничего не делал. Каждый день у него какие-то дела. Скучать ему некогда. А Ох был ленивый болезненный, очень боялся сквозняков и ветра. Ах любил заниматься физкультурой: бегать, прыгать, кататься на коньках, на лыжах. Ох ничего этого не любил и, потому очень часто болел.

Вот пошли как-то Ох и Ах в лес, дрова рубить. Ах захватил с собой лыжи, чтобы после работы покататься с горки. Начал Ах дрова рубить, весело ему, песенки напевает. А Ох носит по одному брёвнышку и охает: “Ох, не могу я, у меня все болит, мне тяжело, мне холодно, я заболею.” А Ах все рубит, да рубит, вспотел даже. Предупреждал он Оха, чтобы тот не кутался, но Ох не послушался и оделся как на Северный полюс.

Только Ах ушёл кататься на лыжах, как откуда ни возьмись появились Тётка Кашлотка и Соплей Мефодич, и стали приставать к Оху: “Здравствуй, Ох, мы давно за тобой наблюдаем, ты нам так понравился, что мы решили взять тебя к нам в компанию”. “Нет, не пойду”,- сказал Ох. “Да пойдем, у нас хорошо, делать нечего, никаких забот, пойдем...”- Продолжали заговаривать его злодеи. ”Ну ладно, пойду”, согласился Ох. Но тут увидел эту сцену Ах, прибежал, стал отнимать Оха у разбойников. Но было уже поздно. Ох простудился и заболел.

У него насморк, кашель, горло болит. Ох лежит под тремя одеялами, с грелкой на голове, у кровати куча таблеток и лекарств, окна закрыты наглухо, в комнате душно. Тут прибежал Ах и говорит: «Все, хватит валяться в кровати, сейчас лечиться будем. Вставай с кровати, немедленно. Начинаем! Ах открыл окна, проветрил комнату, помог Оху встать, одеться, умыться и причесаться. Стали они вместе зарядку делать, потом на улицу пошли, стали бегать, прыгать, и Ох стал поправляться. А тетка Кашлотка и Соплей Мефодич все мешали Оху, с собой звали. Но Ох рассердился и прогнал их от себя проч. Поняли злодеи, что план их провалился и пошли опять бродить по свету, добрых людей обманывать да искать себе новых “друзей”.

А Ах и Ох стали жить припеваючи, физкультурой заниматься, веселиться. И Ох с тех пор больше не болел. А тетка Кашлотка и Соплей Мефодич все еще бродят по свету. Чтобы они к вам не приставали, ребятки занимайтесь физкультурой, не ленитесь. Тогда вам не придется идти к доктору. Не приключится с вами такая история которая произошла с Охом.

Сказка-ложь, да в ней намек, добрым деточкам - урок!

Венгерская сказка

Жил однажды бедняк, и был у него сынок маленький. Очень они были бедные. Бедняк едва-едва зарабатывал семье на пропитание.
Когда мальчик подрос и набрался ума, сказал он отцу:
— Хочется мне, батюшка, по свету побродить, работу себе поискать.
— Ох, сынок,— ответил отец,— молод ты еще.
— Ничего, батюшка, сколько смогу, столько и наработаю.
— Что ж, сынок, ступай, коли так,— говорит отец.— Только жалею я тебя, уж больно ты молод.
Испекла мать пышку в очаге, прямо на жару подовом, положила пышку в котомку, сыночку на дорогу.
Распрощался сын с отцом-матерью, поклонился за то, что растили его, уму-разуму наставляли. И отправился в путь-дорогу. Шел он и шел, покуда не проголодался.
Встретился ему на пути родничок. Подумал паренек: вот здесь славно будет присесть да поснедать. Открыл он котомку, вынул пышку, пополам ее разломил. Половину съел, а другую половину не тронул. Он-то и целиком ее съел бы запросто, да подумал: эдак назавтра ничего не останется. Поевши, встал он и подошел к роднику напиться. А так как был он все-таки голоден, то и вздохнул в шутку вроде бы:
— Ох-хохо!
И только он это вымолвил, выскакивает из родничка крошечный человечек, а борода у него длинная-предлинная.
— Ты меня звал, сынок, так вот он я.
— Ох, отец, не звал я тебя, даже не знал, что здесь ты.
— Как это не звал! — отвечает ему человечек.— Ты меня по имени кликнул: «Ох Хохо!» — вот я и явился.
— Да ведь я просто так сказал «ох-хохо!» — голоден я, мол, вот и все.
— Ну ладно. Куда путь держишь? — спросил Ох Хохо.
— Вот надумал службу себе поискать.
— Да хоть ко мне нанимайся, возьму. Только сразу скажу: платить тебе ничего не стану. Что сам найдешь — только то и твое.
— Что ж, согласен,— отвечает ему паренек. И пошли они в глубь леса. Далеко уж зашли, глядь, а там дом стоит.
— Вот здесь я и живу. Входи, паренек. Навстречу им девушка вышла, из красавиц красавица. Старик говорит:
— Вот тебе, дочка, мальчонка. Сдаю с рук на руки. Остальное знаешь сама.
Ушел старик.
Девушка взяла мальчика за руку, не спросила даже, голоден ли, не устал ли с дороги, сразу в дом его повела, в громадный казан посадила и огонь под казаном развела. Потом из крутого кипятка мальчонку в кадку с холодной водой окунула. Вышел парнишка оттуда в сто раз красивей, чем был. Девушка его спрашивает:
— Говори, паренек, чему обучился?
— А вот чему: перевернусь разок через голову, оборочусь конской подковою!
Опять схватила девушка мальчика, опять в казан с кипящей водой бросила. А потом, как и в первый раз, в кадку с холодной водой окунула. Выскочил паренек из воды, еще краше стал.
— Ну а теперь чему научился?
— А теперь вот чему научился: перевернусь разок через голову, оборочусь гвоздиком, чтоб подкову подбить!
Тогда девушка в третий раз мальчонку в казан бросила и потом опять в холодную воду окунула. Выскочил мальчик из воды красавцем писаным.
—- Ну-ка, говори, паренек, чему теперь выучился?
— Вот чему я выучился: через голову разок кувыркнусь — белым голубем оборочусь!
— Ну так вот, паренек, завтра твоей службе конец. Слушай же меня внимательно. Завтра вернется домой мой отец, станет тебя спрашивать, чему научился, мол. А ты ему скажи: я многому научился. Вот через голову перекувыркнусь — и подковою обернусь. Другой раз перекувыркнусь — гвоздиком стану, чтоб подкову ту подковать. А еще раз перекувыркнусь — в бела голубя превращусь. Он-то спросит тебя, чему еще научился, но ты знай помалкивай. И еще другое тебе скажу. Завтра воскресенье будет, и придет за тобой отец твой. А мой отец, по обычаю своему, сделает так: рассыплет он гречку по двору, и слетится во двор голубей белых видимо-невидимо, поболе тыщи. И ты среди них будешь. Тогда мой отец скажет твоему: «За сыном пришел, говоришь? Ну что ж, отыщи среди голубей этих своего сына. До трех раз отыщешь — домой забирай. Но если и на третий раз ошибешься, все они так и останутся белыми голубями». Но тебя я научу, как быть, и отцу твоему все объясню, только ты у самых ног его скакать норови. Тогда он узнает тебя, и ты вернешься домой. Эти-то голуби оттого и остались все голубями, что родители не признали их.
Поблагодарил мальчик добрую девушку.
На другой день Ох Хохо домой пожаловал. Стал он мальчика выспрашивать, но он в точности так отвечал, как дочь Ох Хохо наказывала. Вот понесла девушка обед в дом, а на пороге отец мальчика стоит, спрашивает, где сынок его. Девушка громко ему отвечает:
— Теперь его нет здесь, но вот-вот придет.
А сама тихонько шепнула бедняку, на какого голубя указать, чтобы сына вызволить.
Ну, отобедали, вышел Ох Хохо во двор, спрашивает:
— За чем пожаловал, почтенный?
— Я за сыном моим пришел.
Метнулся Ох Хохо в дом, вынес миску с гречкою. Высыпал гречку на землю, свистнул громко, и в один миг со всех сторон во двор голуби слетелись — шагу негде ступить. И все одинаковы, все белы! Да только отец мальчика знал уже, на которого указать, чтобы сына угадать. Показал он, как надо: вот, мол, сын мой!
— Ну, твое счастье, что угадал,— говорит Ох Хохо,— не то остался бы он у меня навсегда. Что ж, твоя взяла. Сейчас перевернется он через голову и станет опять мальчиком, краше чем был.
Так и случилось. Обрадовался сыну отец, и отправились они вместе домой. Но по дороге отец призадумался, затужил. Господи, господи, худо бедняку: ну чем он сыночка родимого накормит? Нет в доме и крошки завалящей.
Да только сын угадал его мысли. Спрашивает отца:
— Что закручинились, батюшка?
— Да вот беда какая, сынок, нечем мне тебя и попотчевать.
— Об этом не печальтесь,— отвечает ему сын.—- Я сейчас через голову перекинусь и обернусь красавицей собакой — легавой золотой масти. Ошейник на мне будет из золота, застежки на ошейнике брильянтовые, вместо поводка — золотая цепочка. А вы идите себе и меня ведите. Вскоре мы повстречаемся с каретой. И будут в той карете сидеть четыре барина. Они вас спросят: куда, мол, путь держите? А вы скажите, что на ярмарку собаку ведете. «А сколько ж вы за нее просите?» — скажут господа. А вы им: золота, мол, корзинку. Одно только помните крепко: собаку продайте, а ошейник не продавайте, в карман себе положите.
Только он это вымолвил, как тут же через голову кувыркнулся и обернулся такой красивой легавой, что и отец залюбовался, глаз оторвать не мог. А тут как раз и карета показалась, навстречу им катит. В карете четыре господина сидят. Увидели они чудо-собаку, остановили карету. Спрашивают бедняка:
— Куда ты ведешь собаку? Экая ведь красавица!
— Да вот на большую ярмарку иду, продать хочу.
— А сколько ж ты за нее просишь?
— Она корзинку золота стоит, как отдать.
— Но уж с цепочкой и ошейником вкупе?
— Нет. Их не продаю, только собаку.
— Да куда ж я с собакой, добрый человек, ежели ты с нее ошейник с цепочкою снимешь?
— Этого добра в любой лавке довольно. Отвалили ему баре золота, сколько просил.
— Ну, давай сюда собаку1
Взяли они собаку в карету, везут, радуются. А бедняк котомку с золотом на спину закинул, идет себе по дороге, не торопится. Баре в карете и полкилометра не проехали, как наперерез им заяц скачет. Собака его увидела, рваться стала. Но хозяин крепко держал ее. Остальные трое говорят ему:
— Отчего ты не отпустишь собаку? Ей же до смерти хочется зайца словить.
— Э, нет, не отпущу! Убежит она, только я ее и видел.
— Не убежит. Это ж охотничья собака, ученая. Вернется, да еще с зайцем.
До тех пор уговаривали, пока не отпустил хозяин собаку. Выскочила легавая из кареты, бросилась вслед за зайцем под крыжовенный куст. Ждут-пождут господа, не возвращается собака. Уж они свистели, кричали — нет ее нигде.
— Ну, что я говорил? — сердился хозяин.— Не надо мне было ее отпускать, она этих мест не знает, как найдет дорогу обратно?
Выскочили господа из кареты. Ищут-рыщут — нет собаки! Наконец тот, кто купил ее, надумал повернуть назад, вдруг да собака к старому своему хозяину воротилась! Сели они опять в карету, пустились за бедняком вдогонку. Скоро его и нагнали. Тот себе идет тихо-мирно, рядом с ним мальчонка шагает. Покричали ему господа: не видал ли собаку?
— Да как бы я ее видел, коли давеча вам продал? А где ж она, куда подевалась?
— Да вот заяц нам дорогу перебежал, собака бросилась за ним и как в воду канула. Я было подумал, за вами она побежала.
— Нет, я ее не видел,— сказал бедняк.
Ну, господа в карете своей дорогой поехали, за собакой вдогонку, да только напрасно спешили: исчезла легавая. А бедняк с сыном домой пошли, и зажили они с той поры припеваючи.
Однажды отец говорит:
— Хорошо бы, сынок, на ярмарку сходить.
— Хорошо бы. Ну что ж, деньги у нас есть, пойдемте, батюшка.
Пошли они на ярмарку. Сын по дороге и говорит отцу:
— Вот что, батюшка, перевернусь я сейчас и обернусь скакуном золотой масти. Да с нарядной уздечкой. Возьмите вы меня за узду и ведите на ярмарку продавать. Вас сразу обступят торгаши, барышники, станут спрашивать, сколько вы за коня своего просите. Скажите им: «Две корзинки золота» — и не уступайте. Только уздечку нипочем не продавайте, твердите одно: «Коня продаю, а уздечка не продажная». Потому как, если и уздечку продадите, мне уж к вам не вернуться.
Так и сталось. Обернулся сын бедняка скакуном золотой масти, да таким красавцем, что нельзя было глаз отвести. Пришли они в город. Сбежался народ, дивится, такого красивого скакуна здесь и не видывали.
— Сколько же стоит этакий скакун? — спрашивают.
— Как отдать, две корзинки золота ему цена.
— Что же,— говорит покупатель,— но только вместе с уздечкой.
— Нет, уздечку не продаю. Не продажная. А покупатель не отстает:
— Всегда лошадей продают с уздечкой.
— А я не продаю. Нравится, берите так, а на нет и суда нет.
Долго они торговались, пока не дошел их торг до ушей Ох Хохо. Он в том самом городе проживал. Сразу сообразил Ох Хохо, что это за конь такой. Очень он рассердился: «Ну погоди, пес-разбойник, соврал ты мне, сказал, что только и научился подковой да гвоздем оборачиваться. Меня провести вздумал? Ну так я ж тебя проучу!»
Подошел Ох Хохо к толпе, где коня того торговали. Там все еще рядились. За уздечку особо денег сулили. Тут как раз и подоспел Ох Хохо.
— Получай две корзинки золота,— говорит бедняку,— но только с уздечкой вместе.
— Нет, уздечку не продаю,— и ему отвечает бедняк.
— Опомнись! Где это видано, чтобы лошадь без уздечки продавали?
— Кто хочет, пусть продает с уздечкой. А я не стану.
Так и торговались они, пока не посулил Ох Хохо за уздечку еще одну корзинку золота.
— Нет, не продам я!
— А я никому не уступлю коня,— стоит на своем Ох Хохо. Словом, измором взял, продал ему бедняк и уздечку. Ох Хохо
тотчас коня слуге передал, велел в конюшню свести да привязать покрепче. А бедняк с кучей денег домой побрел. Очень он горевал, что нет у него больше сына, да что было делать! Ох Хохо тоже домой пошел.
— Ну, погоди у меня, пес-разбойник! Обманул ты меня, но уж я тебя проучу!
Говорит он слуге своему:
— Этому коню, коли сена попросит, воды дай. А когда попросит воды, ячменя брось,— словом, что б ни захотел, ты все наоборот делай.
— Слушаюсь, хозяин. Как приказали, так и сделаю.
А по городу только и разговоров, что про коня Ох Хохо. Люди в один голос твердят: на свете нет скакуна красивее.
Город тот королевским городом был, сам король проживал в нем. А сын его как раз надумал жениться, решил взять за себя дочку другого короля, того, чей город по другую сторону моря стоял.
Вот и говорит королевич отцу своему:
— Слышал я, есть у Ох Хохо конь невиданный, золотистой масти. Надо бы на время взять у него коня. Хочу на нем невесту свою прикатить.
— Ступай, сынок,— говорит король,— попроси, может, и даст он тебе, да только очень уж дрожит Ох Хохо над скакуном своим.
— Ну, я все ж пойду, попытаю счастья.
Пошел королевич к Ох Хохо, просит дать ему коня на время.
— Эх, королевич, много ты захотел, ваше высочество, никому другому я бы того коня ни за какие деньги не отдал. Но, как есть ты королевский сын, отказать тебе не хочу, и коня ты получишь. Только одно условие тебе ставлю: чтоб ни капли воды не дал ему выпить!
— Ну что ж,— говорит королевич,— коли приказываешь не давать, так я и не дам.
Вывели скакуна во двор, оседлали; королевич вихрем к отцу помчался.
— Видишь, король-батюшка, дал-таки он мне коня. Наказал только не поить его, как бы ни просил он воды.
Тотчас созвали всех, кому следовало королевича на смотрины сопровождать. Гурьбой пошел свадебный люд на пристань, все на корабль сели. А королевич решил верхом на коне море переплыть. Бедный конь совсем от жажды измучился, да только не позволил ему королевич выпить водицы ни капельки.
Долго ли, скоро ли -— переплыл море конь. Отправился королевич со свитою в королевский город, к королю. Услыхали там, кто к ним пожаловал, приняли жениха с великими почестями. «Видать, отец его богач несусветный, коли этакого скакуна держит»,— подумал король.
Сыграли свадьбу. Все к столу сели, ели-пили, гуляли.
— Ну что ж,— сказал наконец королевич,— пора и домой, путь-то неблизкий.
Сели они с невестой в седло, на коня. Остальные гости опять на корабль взошли. Как выплыли в море, конь посреди моря очень пить захотел. Да только королевич все за узду его дергал, не давал голову опустить, водицы испить. Смотрела на это невеста, смотрела, на третий раз не выдержала.
— Жестокий ты человек,— говорит она королевичу,— нет у тебя сердца. Да неужто не жалко тебе это бедное животное! Воды ему пожалел! Или мало ее в море этом?
Конь опять к воде потянулся, пить хочет, но королевич опять за узду дернул, не дал. Тогда невеста и говорит ему:
— Назад поворачивай, слышишь, вези меня к отцу во дворец. Хоть мы с тобой обвенчались, все равно я женой твоей нипочем не стану!
Испугался королевич, что невеста его покинет. И позволил лошади напиться. Всего только два глотка и хлебнул скакун, и в тот же миг обернулся он золотою рыбкой. Королевича с невестой в воде оставил.
Но Ох Хохо мигом прознал, что конь его в золотую рыбку превратился. Тотчас и он сам через голову перевернулся, голубем стал. Полетел к морю стрелой, там опять через голову кувыркнулся и обернулся громадным китом. Погнался кит за рыбкой, вот сейчас поймает. Да только золотая рыбка на берег выкинулась и в белого голубя превратилась. Но тут и кит из воды выпрыгнул, перевернулся через голову, сарычом стал. Погнался сарыч за голубем. Летит бедный голубок, торопится.
Прилетели они так в город, то другого государства город был, и тоже стоял там дворец королевский. И в этот самый час на седьмом его этаже сидела у окошка королевская дочка. Увидела она, что сарыч голубя догоняет. Ой, вот почти и поймал уж! Открыла она окошко: вдруг да залетит голубок! А он и вправду в окно влетел. Королевна быстренько окошко захлопнула, только-только успела — сарыч уж был тут как тут. Голубь на плечо королевне сел, дух перевести. Слышит королевна, как сердечко голубиное бьется, пожалела его, к себе прижала: не отпущу, мол, тебя, никому не отдам, велю сейчас клетку принести, в клетке у себя держать буду. А сама его сахаром потчует, кормит птаху малую. И тут голубок через голову вдруг кувыркнулся и обернулся королевичем красоты невиданной.
— Скажи, королевна,— говорит он ей,— по сердцу ли я тебе?
— По сердцу, еще как по сердцу!
— Тогда послушай меня,— говорит он.— Я сейчас опять перевернусь через голову и стану золотым колечком. Надень ты колечко это на палец. Скоро здесь объявится каменщик, он придет к королю и скажет: нет лучше меня каменщика во всем свете. Твой отец и наймет его. А когда он кончит работу, король спросит, сколько ему за труд полагается. Каменщик ответит ему: «Ничего мне не нужно, кроме того кольца, что твоя дочка на пальце носит». Но ты кольцо не отдавай, если желаешь моею стать.
Так все и было. Явился каменщик, сказал, что он лучший каменщик в целом свете и пусть, мол, король даст ему работу. Поручили каменщику королевские печи подправить. Скоро каменщик кончил дело и пошел к королю.
— Что ж тебе следует за работу твою? — спрашивает король.
— Ничего мне не нужно, кроме того кольца, что твоя дочка на пальце носит.
Смутился король. Неужто у него, короля, не найдется, чем с каменщиком расплатиться? У дочери кольцо отбирать?!
— Эдак мне совестно поступить,— говорит король.— У меня и золота и серебра хватает. Говори же, чего пожелаешь?
— Ничего мне не нужно, кроме того кольца,— отвечает каменщик.
Пошел король к дочке, просит колечко отдать.
— Ну нет, ни за что не отдам,— говорит королевна.
— Отдай, дочка, кольцо, очень тебя прошу. А я прикажу, чтобы сделали тебе колец, каких только хочешь, на каждый пальчик по колечку. Лишь бы мне от этого каменщика избавиться.
Королевна на своем стоит:
— Нипочем не отдам колечка злому каменщику, никому не позволю над собой посмеяться!
Вернулся король к каменщику, говорит ему:
— Зачем дочери моей горя желаешь? Дам я тебе золота блюдо целое. Или что другое возьми, не откажу.
— Не нужно мне твоего золота, ни одно блюдо, ни два, ни десять. Мне то кольцо надобно.
Рассердился король. Говорит дочери:
— Сей же час отдай кольцо! Лишь бы убрался отсюда этот каменщик. Сказал ведь: велю сделать тебе любое колечко, какое пожелаешь.
Заплакала королевна.
— И не совестно вам, батюшка, эк у вас на мое колечко глаза разгорелись! — в сердцах сказала она отцу.— Что ж, забирайте, коли так! — И бросила кольцо оземь.
Только она бросила кольцо, как оно превратилось в миску с гречкою. Да только и каменщик не зевал, через голову кувырк — и красным петухом обернулся. Принялся он быстро-быстро зернышки гречихи клевать. Но одно зернышко подскочило и за портретом притаилось — их много там под потолком висело. Петух между тем зернышки все склевал и говорит:
— Ну, пес-разбойник, уж теперь-то ты в зобу у меня, больше мне с тобой не сражаться. Сказал ведь, что проучу!
Вдруг выскакивает из-за картины красавец гусар в красном мундире, со шпагой в руке. Мигом перерезал он петуху горло, тут и пришел конец Ох Хохо.
Говорит гусар королевне:
— А теперь скажи мне, желаешь ли моей женой быть?
— Желаю, коли батюшка не против. Беспременно желаю!
— Да уж ладно,— говорит король,— раз ты этакого молодца себе выбрала, будь по-твоему. Живите же друг с дружкою счастливо до самой смерти.
Обвенчался сын пастуха с королевною, а когда время пришло, стал королем. До сих пор живут-поживают, коли не померли.

Вот и пошли.

Идут по дороге, беседуют. Отец расспрашивает, как ему у Оха жилось. Сын все рассказывает, а отец жалуется, как бедствует он, а сын слушает. А потом отец говорит:

Что же нам теперь, сыне, делать? Я бедняк, и ты бедняк. Прослужил ты три года, да ничего не заработал!

Не горюйте, таточку, все устроится. Будут, - говорит, - в лесу панычи на лис охотиться; вот обернусь я борзою собакой, поймаю лису, и захотят панычи меня у вас купить, а вы меня за триста рублей и продайте, только продавайте без цепочки: будут у нас деньги, разживемся.

Идут они и идут; глядь - на опушке собаки за лисицей гонятся: никак лиса убежать не может, а борзая никак ее не нагонит. Вмиг обернулся сын борзою собакой, догнал лисицу и поймал. Выскочили из лесу панычи:

Это твоя собака?

Хорошая борзая! Продай ее нам.

Купите.

Что ж тебе за нее дать?

Триста рублей без цепочки.

На что нам твоя цепочка, мы ей золоченую сделаем. Бери сто!

Ну, забирай деньги, давай собаку.

Отсчитали деньги, взяли борзую и стали опять за лисой гоняться. А она как погнала лису да прямо в лес: обернулась там парубком, и явился снова к отцу.

Идут они и идут, а отец и говорит:

Что нам, сын, этих вот денег? Только разве хозяйством обзавестись да хату подновить…

Не горюйте, таточку, еще будут. Сейчас, - говорит, - будут панычи за перепелами с соколом охотиться. Вот обернусь я соколом, и станут они меня у вас покупать, а вы продайте меня опять за триста рублей, только без колпачка.

Идут они полем, глядь - спустили панычи на перепела сокола. Гонится сокол, а перепел убегает: сокол не догонит, перепел не убежит. Обернулся тогда сын соколом, вмиг насел на перепела. Увидали это панычи.

Это твой сокол?

Продай его нам.

Купите.

Что хочешь за него?

Коль дадите триста рублей, то берите себе, да только без колпачка.

Мы ему парчовый сделаем.

Сторговались, продал старик сокола за триста рублей. Вот пустили панычи сокола за перепелом, а он как полетел - и прямо в лес, обернулся парубком и опять к отцу воротился.

Ну, теперь мы маленько разжились, - говорит старик.

Подождите, таточку, еще будет! Как станем проходить мимо ярмарки, обернусь я конем, а вы меня продайте. Дадут вам за меня тыщу рублей. Да только продавайте без уздечки.

Подходят к местечку, а там ярмарка большая или что-то вроде того. Обернулся сын конем, а конь такой, словно змеи, что и подступить к нему страшно! Ведет отец коня за уздечку, а тот так и гарцует, копытами землю бьет. Посходились купцы, торгуются.

За тыщу, - говорит, - без уздечки продам.

Да зачем нам твоя уздечка! Мы ему серебряную, золоченую-сделаем!

Дают пятьсот.

А тут цыган подходит, слепой на один глаз.

Что тебе, старик, за коня?

Тыщу без уздечки.

Э, дорого, батя, бери пятьсот с уздечкой!

Нет, не рука, - говорит отец.

Ну, шестьсот… бери!

Как начал цыган торговаться, а старик и копейки не уступает»

Ну, бери, батя, только с уздечкой.

Э, нет, уздечка моя!

Милый человек, да где ж это видано, чтоб продавали коня без узды? Как же его взять-то?..

Как хочешь, а уздечка моя! - говорит старик.

Ну, батя, я тебе еще пять рубликов накину, только с уздечкой.

Подумал старик: «Уздечка каких-нибудь три гривны стоит, а цыган дает пять рублей», - взял да и отдал.

Распили магарыч. Взял старик деньги и пошел домой, а цыган вскочил на коня и поехал. А был то не цыган. Ох цыганом обернулся.

Несет конь Оха выше дерева, ниже облака. Спустились в лесу, приехали к Оху. Поставил он коня в стойло, а сам в хату пошел.

Не ушел-таки из моих рук, вражий сын, - говорит жене.

Вот в полдень берет Ох коня за узду, ведет к водопою, к реке.

Только привел к реке, а конь наклонился напиться, обернулся окунем и поплыл. Ох, не долго думая, обернулся щукой и давай за окунем гнаться. Вот-вот нагонит, окунь развернул плавники, махнул хвостом, а щука и не может схватить. Вот догоняет его щука и говорит:

Окунек, окунек! Повернись ко мне головой, давай с тобой побеседуем!

Ежели ты, кумушка, беседовать хочешь, то я и так услышу!

Нагоняет щука окуня и говорит:

Окунек, окунек, повернись ко мне головой, давай с тобой побеседуем!

А окунек расправил плавники:

Коль ты, кумушка, беседовать хочешь, я и так услышу.

Долго гонялась щука за окунем, а поймать не может.

Вот подплывает окунь к берегу, а там царевна белье полощет.

Обернулся окунь гранатовым перстнем в золотой оправе, увидела его царевна и вытащила из воды. Приносит домой, похваляется:

Ах, какой я, батюшка, красивый перстенек нашла!

Любуется отец, а царевна не знает, на какой его палец и надеть: такой он красивый!

А тут в скором времени царю докладывают, что явился, мол, какой-то купец. (А это Ох купцом обернулся.) Вышел царь:

Что тебе, старичок, надо?

Так, мол, и так: ехал я, - говорит Ох, - на корабле по морю, вез в родную землю своему царю перстень гранатовый, да уронил его в воду. Не нашел ли кто его из ваших?

Да, - говорит царь, - дочка моя нашла.

Позвали ее. И как начал Ох ее просить, чтобы отдала, - а то мне, говорит, и на свете не жить, коль не привезу того перстня!

А она не отдает, да и все!

Тут уж и царь вмешался:

Отдай, - говорит, - дочка, а то из-за нас будет беда старику!

А Ох уж так просит:

Что хотите с меня берите, только перстень отдайте.

Ну, коль так, - говорит царевна, - то пускай будет ни мне, ни тебе! - и кинула перстень обземь… и рассыпался он пшеном по всему дворцу. А Ох, не долго думая, обернулся петухом и давай то пшено клевать. Клевал, клевал, все поклевал; но одно пшенное зернышко закатилось царевне под ногу, вот он его не заметил. Только поклевал вмиг, вылетел в окно и полетел…

А из пшенного зернышка обернулся парубок, да такой красивый, что царевна как глянула, так сразу ж в него и влюбилась, - просит царя и царицу, чтобы выдали ее за него замуж.

Ни за кем, - говорит, - не буду я счастлива, только с ним мое счастье!

Долго не соглашался царь отдавать свою дочку за простого парубка, а потом согласился. Благословили их, обвенчали да такую свадьбу сыграли, что весь мир на ней побывал.

И я там был, мед-вино пил; хоть во рту не было, а по бороде текло, потому она у меня и побелела.